Меж двух океанов

Глава 10 КУЛАК ИЛИ ЗАКОН?

Всю ночь на дворе шумел сильный дождь. Наши надеж­ды опустились на самое дно.

В понедельник утром стражники перед главной решеткой выкликнули наши имена. Собрать вещи, идти к начальнику! Со скамеек нас провожают печальные глаза.

Майор прямо-таки кипит, уничтожая нас по крайней мере взглядами; вокруг мелькают униформы, щелкают каблуки. Но это слово должно быть произнесено! Мы свободны.

Майор лично наблюдает за последней неизбежной проце­дурой. Взвешивание, измерение, оттиски всех пальцев, сним­ки в фас и в профиль, словно для альбома преступников. Трудно угадать, что раздражает майора больше — то, что он вынужден выпустить нас, то, что все кругом знают о не­законности этого нужного только для архива фарса с осво­бождением, или то, что мы в открытую смеемся над глупой серьезностью происходящего.

Кончено, подписано. Ожидаем, что последуют объясне­ния либо извинения, разумеется совершенно формальные и то лишь» по приказу и по долгу службы. Майор молчит.

Перед «джипом» открываются ворота, захлопнувшиеся за нами девять дней назад.

И позади, за решеткой, остается та Коста-Рика, которая не показывается свету.

Встреча

После девяти дней наши легкие вновь наполнились чи­стым, ароматным воздухом. Просто чувствуешь, как кисло­род нагнетается в кровь.

Капитан-американец, помощник начальника, с четырьмя полицейскими и с новым сопроводительным письмом, опять гарантирующим нам безопасный проезд до самой границы, везет нас на асьенду Санта-Роса. Мысли в голове скачут, кидаются от одного к другому, словно нечем их привести в порядок, распределить, дать, им более твердую последова­тельность и направление. Хочется думать о ближайших ча­сах, о плане на будущие дни, ведь руки-то сейчас свободны и путь вперед открыт, Однако в ушах неотступно звучит то­скливая мелодия народной песни и тот бархатный баритон, отдающийся под сводами подвала. Хочется радоваться сол­нышку, которое вновь пробилось к земле сквозь враждебные тучи, но никак не идут из головы те глаза, полные безна­дежности, настойчивый голос отца шестерых детей; невозможно вычеркнуть из свежих воспоминаний белые волосы двух безумных стариков.

Либерийская тюрьма — это не только этап пути, не толь­ко ряд драматических переживаний. Это жизненный опыт, и его уже не искоренить из сознания.