Перевод с чешского С.Бабина и Р.Назарова.
Художник В.Носков.
Издательство ЦК ВЛКСМ "Молодая гвардия" - 1961
Глава 10
КУЛАК ИЛИ ЗАКОН?
— Не знаю! — крикнул тот из коридора. И в замке щелкнул ключ.
Доски как доски; и стол и пол одинаково устланы пылью — сегодня у нас не будет постели мягче.
Фасолевый календарь
Устроившись в углу на полу, мы в одну минуту проваливаемся в какой-то обморочный сон... Но нет, нам не дают и того единственного, о чем мы мечтаем, что нам отчаянно требуется после пятидесяти изнурительных часов. Стражник трясет нас изо всех сил.
— Завтрак!
Первый тюремный завтрак.
Чашка черной бурды и к ней две булочки. Понятно, ведь вы в Коста-Рике, а здесь даже в тюрьме не знают, что такое черный хлеб.
Впрочем, завтрак — это несомненный признак того, что с сегодняшнего утра в тюрьме с нами считаются. Но если это так, то должны же мы и спать на чем-то.
В течение всего завтрака стражник бегает от нашей «двойки» до канцелярии майора и обратно, словно маятник. Наконец в дверях появляется человек в гражданском, секретарь начальника.
— Весьма сожалею. Правда, у нас в запасе есть казарменные койки, но они предназначены для гарнизона, — пожимает он плечами. — Имеется здесь также и несколько раскладных кроватей, tijeretas. Знаете, что это такое? Материя на складной раме; спать на них вполне можно. Однако они не для заключенных, разве что... если бы вы пожелали взять их за ежедневную плату напрокат.
И хотя этого отеля мы не заказывали, тем не менее счет нужно будет оплачивать вперед. Спать-то надо. Секретарь получил плату, мы — две чисто выстиранные постели. И с этой минуты даже стражники стали иначе смотреть на свои служебные обязанности, пока поблизости не было видно майора. Один принес фрукты, другой подсунул газету, третий пачку сигарет — все это по магазинной цене с небольшими чаевыми.
Секретарь даже принял от нас телеграмму, адресованную нашим землякам в Сан-Хосе. Правда, он дважды подверг цензуре текст, дважды заставил переделать его, однако земляки все же получили весть о нашем заключении и просьбу о расследовании и заступничестве. После этого сутки для нас распались на часы сна и ожидания, на минуты дремоты, рассыпанные по всем двадцати четырем часам, так как в либерийской тюрьме проспать целую ночь сможет лишь глухой.