Меж двух океанов

Глава 7 ИЗ КОСТА-РИКИ В КОСТА-РИКУ

За кассой правил владелец всего предприятия, старый ростовщик Ромеро, Никто не знал его настоящего имени, но по чертам его лица можно было судить, что он пришел сюда откуда-то с Ближнего Востока.

После долгих переговоров он сдал нам две комнаты на самом верхнем этаже. Мы еще не подозревали, чего добиваемся. Относительно отеля и его обстановки не приходилось строить иллюзий, но когда мы прошли мимо длинного ряда дверей на трех этажах этого заведения, нас чуть было не вырвало. Мы не понимали, как можно заполнить столь обширную и грязную гостиницу в захолустье, удаленном от мировых морских дорог, в порту, не связанном даже с собственным государством, не говоря уже о загранице.

Вместо стен перегородки из досок, картона и мешковины, неструганые двери на ржавых петлях, с висячими замками, без единой ручки. А вместо двух комнат — курятники, в которых рядом с кроватью оставалось не больше одного квадратного метра площади. Для десятков этаких чуланов на всем этаже одна общая уборная, устланная многолетними, нечистотами, и один общий душ с прогнившим полом. Умывальников нет и в помине.

Во все уголки отеля проникал едкий запах алкоголя, пота и отбросов, отовсюду слышались людские голоса, бормотание и визг, смех и вздохи, храп, кряхтенье и стоны. Только теперь нам стало понятно, отчего старый Ромеро так долго мурыжил нас, пока не сдал две комнаты. Сдавать на часы выгоднее, чем на дни. Его заведение было посменным приютом гольфитовских проституток, которым в другом месте не повезло бы на клиентов. Гольфито для них — дно, последняя ступенька жизни.

Вечером в прокуренном зале, за кружкой пива один из портовых рабочих высказал нам свое мнение, и оно не было случайным:

— Директор Сандерсон и старый Ромеро — самые богатые черти во всем Гольфито. Dos cabrones — dos ladrones, — попытался он срифмовать. — Два черта — два разбойника.

 

Закон барыша

Атмосфера ромеровской конуры давила и душила нас. В тесной комнатушке мигала висящая на проводе под деревянным потолком слабая лампочка. Кто бы отличил здесь день от ночи, если тут не было даже окна? Железная кровать с продавленным соломенным матрацем и без простыни была просто-напросто втиснута в ящик без окон, без вентиляции, в ящик, закупоренный крышкой двери. Наружная температура в это время поднялась до сорока градусов в тени. А в этой вонючей тюремной камере и подавно нечем было дышать.